— Извините, что я вошла без вас! — сказала Кира, попытавшись изобразить нечто вроде книксена.
Тихомиров, пыхтя, уселся за свой стол, нашарил под бумагами пачку сигарет. Он смотрел на нее с интересом. Она так и осталась у окна, опершись на подоконник. Она оробела. Тихомиров, кажется, был трезв, но вроде и не в себе. Он вытянул ноги под столом, и она увидела, что на нем действительно кожаные домашние тапочки, причем довольно поношенные. Он продолжал молча сопеть и тужиться, словно вернулся после марафонского забега.
— А ты кто? — спросил он наконец. — Что-то я тебя где-то видел. Ты курьерша, что ли?
— Курьерша.
— А-а, — обрадовался Тихомиров. — Раз ты курьерша, то ты ведь можешь сбегать в магазин за пивом. Я правильно рассуждаю?
Кира похолодела, но не от обиды, а от какого-то неясного предвкушения.
— Вы правильно рассуждаете. Курьерша обязана бегать за пивом для начальства.
— Тебя как зовут?
— Кира Новохатова.
— Я бы, понимаешь, сам сбегал, я уж и ринулся, да не сдюжил. Сердце давит, как в тисках. Только до третьего этажа добрался. А как представил, что еще улицу переходить, да в очереди стоять, да рожи разные видеть — испугался и назад. А пиво в магазине есть, я из окна видел — несут ханурики. Выручай, родная!
— Может, вам врача лучше вызвать? У вас такое лицо красное.
— Сначала лекарство, потом можно и врача, поняла? — Тихомиров нахмурился. Кира кивнула.
— Давайте деньги!
Тихомиров достал бумажник, похожий на одну из его тапочек. Рубашка у него на груди взмокла от пота.
— Давай шустро... э-э... как зовут-то, говоришь?
— Кира Новохатова.
— Давай, Кира, лебедь белая, одной ногой там, другой здесь. Себе вот шоколадку купи, там хватит.
Кира заскочила в свой отдел за сумкой. Лариса уже собиралась домой и подговаривала Аванесяна ее проводить. Она это проделывала каждый божий день, но пока безуспешно. Аванесян отговаривался тем, что остерегается слишком красивых женщин с испанским темпераментом.
— Ты, Арик, не меня боишься, а последствий. Кира, подружка, скажи ему, что так неприлично себя вести. Если женщина просит... Кира, ты куда? Смотри, на выходе засекут! Подожди еще минут двадцать.
Кира раздумывала, в чем она понесет пиво. У нее была только полиэтиленовая прозрачная сумка.
— Оберну газетой! — сказала она Ларисе.
— Что ты обернешь газетой? Кира! Что ты обернешь газетой? Физиономию?
Аванесян расхохотался.
— Кира Ивановна, прошу не обращать внимания на мой глупый смех. Я представил, как ты выходишь с лицом, завернутым в газету, и не удержался. Я вел себя непочтительно, понимаю. Еще раз прошу прощения!
В магазине Кира заняла очередь в винный отдел. О, ей редко выпадала удача постоять в такой очереди. Была пятница, конец рабочего дня, мужчины возбужденно гудели и переговаривались шифрованным текстом. Кира из этих коротких фраз понимала только цифры и ругательства. В этой очереди мужчины вели себя беспокойно, торопились куда-то, но некоторые, напротив, как будто дремали стоя. Один, в фартуке грузчика, облокотился на Кирино плечо, чтобы было удобней дремать.
— Пожалуйста, — попросила Кира, — уберите руку!
Человек в фартуке мучительным усилием раздвинул веки и обратил на нее туманный взор. Он ласково заметил:
— Потерпи, сестренка! Теперь скоро.
Кира пробила в кассе три бутылки пива, не зная, правильно ли она рассчитала, — Тихомиров не сказал, сколько ему надо. Мужчины в большинстве брали по три-четыре штуки. Грузчик, проснувшись, теперь нетерпеливо подталкивал ее в спину:
— Давай, давай, сестренка! Не рассусоливай!
— Становитесь впереди.
— Зачем? Мы без хамства. Нам не к спеху.
Возвращаясь в издательство, она столкнулась с Нателлой Георгиевной.
— Кира, ты не идешь домой?
— Мне надо задержаться немного.
— Ах так! А что это у тебя в сумке? Чего-нибудь вкусненькое купила?
— Да так, колбаски к ужину... Ой, извините, побегу, звонка жду.
Нателла Георгиевна равнодушно повела плечами, задрапированными в стеганую финскую, безукоризненно синюю ткань.
«Все, все, все!» — стучало в голове у Киры, пока она, не дожидаясь лифта, мчалась вверх по ступенькам. Встреча с Нателлой добавила в ее возбуждение сладчайшую каплю. «Я все делаю правильно, — думала она весело. — Несу пиво человеку, который умирает от жажды. А вы, мадам, плетите свои интриги. У каждого свое!» Бутылки позвякивали в газетном пакете глухо в такт шагам. На пятом этаже у нее страшно, резко закружилась голова — и она прислонилась к стене, хватала воздух испуганными, вмиг охолодевшими губами. Но это было лишь мгновение. «Надо просто побольше бывать на воздухе, — решила она. — Гриша верно говорит, надо каждый день гулять перед сном хотя бы по часу. Милый Гриша! Увидел бы он меня с этими бутылками». Все же последние пролеты она одолела медленно, осторожно, не прыгала со ступеньки на ступеньку.
Тихомиров дописывал письмо, когда она вошла. Он был окутан дымом, как небольшой действующий вулкан. Он курил что-то вонючее, импортное, без фильтра.
— Принесла?.. Ну молодец!
Когда наливал в стакан, рука его заметно подрагивала. Он заглотнул стакан тремя огромными глотками. «Бедный!» — подумала Кира. Тихомиров глубоко вздохнул, затянулся сигаретой и замер, забавно, с глубокомыслием прислушиваясь к тому, что происходит в его чреве.
— Мало! — заметил авторитетно. Быстренько нацедил второй стакан. Выпил. Опять посидел, прислушиваясь. Облегченно, жалобно улыбнулся. Взглянул на Киру просветленно.
— Как тебя, говоришь, зовут, девушка?
— Кира Новохатова.