— Куда? — спросил Викентий.
— К твоему папочке, — выйдя из ванной, радостно ответил Новохатов.
Спасенный заготовитель ухарски раскачивался на стуле. Его мысли приняли другой оборот.
— Гриш, а как ты думаешь, если я к Тайке загляну по новой? Не нахрапом, конечно. С работы ее подстерегу. Как ты думаешь? Может выгореть? Нас учат каждое дело доводить до конца.
— Теперь тебе чего бояться, — поддержал его Новохатов. — Со свидания беги прямо в парикмахерскую. Действуй!
Из холла Новохатов позвонил Кременцову, опять никто не ответил.
— Что-то у твоего папаши прогулка затянулась. Не простыл бы.
«Где же может находиться Кира целый день?» — подумал он. Викентий предложил:
— Не хочешь кофейку выпить?
Новохатов с удовольствием бы выпил кофе, он с утра ничего не ел, да и утром, кажется, ничего не ел, но нетерпение сжигало его.
— У тебя ключи есть от квартиры?
— Есть, но...
— Я думаю, у твоего папаши кофеек получше общепитовского? — он дружелюбно потрепал Викентия по плечу.
В автобусе он развил тему родства.
— Ты ему сын, а я кто? Если он мою жену к себе переселил, то ведь мы таким образом тоже породнились. Или нет? Надо будет с него калым взять, верно. Он же у тебя богатенький, да? Архитектор, художник. Это не его церковь вон там виднеется? Да ты не туда смотришь. Во-он слева. Не его? Оригинальная церквуха. Ничего, что я с тобой на «ты»?
Викентий нахохлился, не отвечал.
— Ты что-то там в гостинице про среду говорил. В которой твоего папашку только и можно понять. Это какая среда? Богема, что ли? Вроде он в нее по возрасту не подходит. Или он у тебя замедленного созревания? Я где-то читал, что люди искусства медленно развиваются. Но уж если разовьются, то их ничем не удержишь.
— Мне не нравится этот разговор, — процедил Викентий сквозь зубы.
— Не нравится? Извини! Я думал, тебе приятно об этом поговорить. Я думал, ты для этого ко мне и приходил. Значит, ошибся. Мне простительно. Я в людях плохо разбираюсь. С женой несколько лет прожил, как один денек, и то в ней не разобрался. А вы с женой дружно живете? Не обманывает она тебя? Говорят, все женщины склонны к измене. Даже те, кому некому изменять. У тебя жена порядочная женщина? Не стерва?
— Я-то тебя ничем не обидел, — сказал Викентий. — Чего ты нарываешься?
— Неужели твой папаша способен на убийство? Ты сам посуди, где может Кира пропадать целый день? У нее же в городе никого нет. Ты мне поможешь ее найти? Как земляк земляку? Если он ее укокошил, то тебе все равно придется давать показания на суде. Я ведь на него в суд подам. Конечно, многое зависит от размера откупного. А вы с ним случайно не сообщники?
Викентий вышел из себя. Повернулся к Новохатову, во взгляде бешенство и презрение:
— Вон ты какой?!
Новохатов обрадовался, что встретил наконец реального врага, незамаскированного. И это не старик, не туманное видение, мучающее его по ночам кошмаром своей бесплотности, это достойный противник, интеллигентный молодой человек в кожане, самодовольный, враг и сын врага, плетущий против него какие-то тайные интриги. Вот и отлично.
— Я такой, — сказал он, наливаясь желанным, ответным презрением, — а ты какой! Ты чего от меня ждал, когда шел ко мне? Поцелуев, доверительных излияний? Ошибся, юноша. Перемудрил. Ищи сочувствия в другом месте. Единственное, что ты можешь от меня получить, это доброго пинка под зад. Понял, мыслитель?
— Что ж, по крайней мере, откровенно!
— Да уж не буду юлить, как ты.
Они приехали и сошли с автобуса, настороженно приглядывая друг за другом. Молча добрались до подъезда и поднялись на этаж. Викентий позвонил. Нет ответа.
— Открывай! — приказал Новохатов. Викентий тускло на него покосился, достал ключи, долго копался с замком.
В квартире была темень непроглядная. Как в черную яму шагнули.
— Никак выключатель не найду, — растерянно произнес Викентий. — Переделал он тут все, что ли?
Негромко чертыхаясь, он шарил по стенам, и Новохатов подумал, что это тоже, видно, неспроста. Как это — забыть, где выключатель?
Вспыхнула неяркая люстра и осветила захламленный коридор. В квартире пахло воском, чем-то паленым.
— Видишь, нет никого, — заметил Викентий, странно оглядываясь, будто в самом деле попал в незнакомое место.
Новохатов решительно снял пальто. В коридор выходили три двери. Викентий, не раздеваясь, толкнул первую, вошел, зажег там свет.
— Иди сюда! — позвал. Новохатов вошел то ли в гостиную, то ли в кабинет. Мягкие кресла, низкий широкий стол, заваленный журналами и книгами, книжные полки, полированный шахматный столик из слоновой кости, телевизор в углу на подставке. Тишина и уют.
— Садись, я сейчас.
Новохатов слышал, как он раздевается, топчется в коридоре, потом зажурчала вода в туалете, через несколько минут Викентий вернулся с конвертом в руке.
— Это, кажется, тебе!
Гриша взял у него конверт, на котором размашисто, рукой Киры, было написано: «Грише, лично».
Он извлек тетрадный листок в клеточку, прочитал. «Милый мой! Ты слишком быстро меня разыскал. Я еще не готова к разговору с тобой. Прошу тебя, дорогой мой, уезжай в Москву как можно скорее. Не думай ничего плохого и не терзай меня и себя понапрасну. Сейчас я не могу ничего объяснить. Уезжай, пожалуйста! Я скоро дам знать о себе. Я горько виновата, что заставила тебя страдать, но когда-то придет час, и ты поймешь, что я не могла поступить иначе. Я не от тебя бегу, а пытаюсь разобраться в очень важных вещах. Для этого мне надо еще побыть вдали от тебя. Уезжай, милый! Будь благоразумен. Пока ты в городе, мне тяжелее во сто крат. Кира».