Кременцов дошел со старушкой до ближайшего гастронома, потом отправился домой. Только разделся, начал прикидывать, какую сумку и посуду с собой взять, звонок в дверь. Вот это и прибыл Гриша Новохатов.
Кременцов сразу понял, кто перед ним. Высокий, светловолосый молодой человек, отдаленно напоминавший какого-то актера, не мог быть никем иным, кроме как мужем Киры. Он был слишком нездешний. Кременцов прежде не задумывался, как может выглядеть муж Киры, в его представлении это был скорее не человек, а некая абстрактная субстанция, но, увидев его, вмиг узнал. А узнав, расстроился. Молодой человек был мало того что красив, но еще как-то по-особому аристократичен. После первых малозначащих фраз Тимофей Олегович, привыкший играть всегда честно, чуть сгоряча не направил юношу в больницу, но вовремя спохватился. Он сказал (или Новохатов сказал?), что им лучше поговорить на улице. Пока Кременцов одевался, у него было время собраться с мыслями. Он пришел к выводу, что решить этот вопрос может только Кира. Более того, если он даст мужу ее координаты, он совершит в некотором роде предательство. Ведь Кира сбежала именно от этого человека. Неизвестно, почему, но сбежала. Значит, надо предварительно поговорить с Кирой, по возможности ее не волнуя, а там видно будет. Во время прогулки с Гришей Новохатовым он внимательно, без особого раздражения или неприязни к нему приглядывался. Новохатов горячился, лез на рожон, но делал это с какой-то милой грацией. Это был интеллигент. Это был сильный и несчастный человек. В его положении сам Кременцов, несомненно, выкинул бы такую штуку, что черти бы взвыли. Молодой человек тоже способен был на любую выходку, заметно было, что способен, но все-таки умело сдерживал себя. Не трусил, не остерегался последствий, а сдерживал именно в силу своей внутренней интеллигентности, хотя сам вряд ли это сознавал. Был момент, когда Кременцову показалось, что эта сдерживающая пружина в юноше вот-вот лопнет, и он напрягся, приготовясь к самой дикой сцене, но опять Новохатов взял себя в руки. Он был похож на изнемогающего от жажды путника, которого злодей кружит около родника, журчание доносится отовсюду. Юноша был охвачен любовной горячкой и слеп поэтому. Иначе он сумел бы отыскать дорожку к роднику. На его месте Кременцов сумел бы. Он был опытнее и смотрел по сторонам остуженным взглядом. Когда они вернулись к автобусной остановке и холодно прощались, Новохатов вдруг изменился в лице, пошатнулся, как пьяный, и Кременцов поймал себя на странном желании поддержать его, обнять. Никто из них двоих ни в чем не виноват. Их втянула в эту круговерть женщина со смуглым ангельским лицом, лежащая на больничной койке в нескольких остановках отсюда, но и она ни в чем не виновата. Человеку только кажется, что он твердо стоит на ногах, и делает множество важных дел, и что-то собой представляет, но вот нагрянет неминучее, чему нет названия, и человек готов выть от боли, тем более ужасной, что ее вроде и нет, невозможно указать, где болит и что.
Кременцов вернулся в свою квартиру, не успел отдышаться от встречи с Новохатовым, как — на́ тебе! — явился Викентий, незваный и непрошеный, в самую неподходящую минуту. Впрочем, убедившись, что это не мираж, Кременцов тут же сообразил, зачем прилетел сын. Ну да, конечно. Ему нужно сбыть на каникулы внучку, а Кременцов отказался. Больше того, он разговаривал с сыном, по междугородке третьего дня, как бы будучи не в себе, потому что Кира находилась в соседней комнате. Он даже не помнил, что именно говорил по телефону, но уж, видно, сказал что-то особенное, раз сын здесь. Здесь — и глядит на него с недоумением и упреком. Что ж, тем лучше. Пусть все, что может свалиться на его седую голову, свалится сразу. Авось не раздавит. Да и имеет ли все это хоть какое-то значение, если Кира ждет в больнице, когда он принесет ей обед.
— У меня времени в обрез, — сказал Тимофей Олегович, холодно поздоровавшись. — Поэтому буду краток. У меня есть женщина, дружок, молодая женщина. Я собираюсь на ней жениться. Но она вряд ли захочет. Вот и все.
— Нельзя ли поподробней, отец?
Кременцов с досадой взглянул на часы. Ладно, все равно разговора, видно, не избежать. Он поведал сыну эту историю в лаконичных, сухих выражениях. И про приезд Новохатова упомянул. Только, руководствуясь смутным чувством опасности, скрыл, что Кира в больнице. Он говорил спокойно, ледяным тоном, расхаживал по комнате, точно читал лекцию, а Викентий сидел в кресле, открыв рот. По нему было видно, что он не просто ошарашен, а заглянул за какие-то горизонты, о существовании которых и не догадывался.
— Ты это все серьезно, отец? — спросил Викентий, мало, однако, надеясь на розыгрыш. Он слышал про молодых, красивых волчиц, которые вечно вьются возле старых, богатеньких придурков, таких, каким, судя по всему, стал его отец. Он про них слышал, хорошо их себе представлял, но не видел воочию. Ему бы хотелось поглядеть. Он бы нашел, что сказать ей, а еще больше найдется разъяснительных слов у Ленки, сестры. Да, надежда только на нее. Она сумеет повлиять на отца и привести его в нормальный человеческий облик.
— Папа, ты серьезно? — повторил Викентий, глядя, как отец прихорашивается перед зеркалом, меняя третий галстук.
— Вспоминаю случай, — с обычной своей усмешкой ответил Тимофей Олегович, — как на каком-то важном совещании выступал один деятель искусства. Так он свою речь складно отбарабанил, смело выступил, такой живчик был, загляденье. И дельные в общем вещи говорил. А в президиуме, как на грех, сидел очень ответственный товарищ из Москвы. Совершенно случайно, по своим делам был в городе и заглянул на совещание. Этот товарищ любил послушать выступления творческих, так сказать, представителей и даже с ними дружбу водил. Вот он и спроси нашего живчика с места: «А вы серьезно так думаете, как говорите?» Наш-то искусствовед, помертвев лицом, немедля и ответил: «Нет, не думаю!» С той поры, представь себе, начал заикаться.